- Не верю! - провозглашает дядя Эдик. - И вообще, тебя больше никто не любит, я только что указ подписал, чтоб все любили Лукьяненку!
- И Золотой Шлем отдай! - вступает еще один глас, трубнее раз в десять.
...Я просыпаюсь в холодном поту. Вскакиваю с кровати и бегу к зеркалу посмотреть, все ли на месте, не отгрызли ли чего нежные и ласковые коллеги. Из зеркала на меня смотрит перепуганный инфантильный подросток, которого, похоже, совсем никто не любит и не полюбит никогда.